- Почему печальный, я вам плохого не сделаю, наоборот, отблагодарю потом, - старуха усмехается горько.

- Отблагодарить хочешь? Тогда уходи! Деньги твои мне не нужны. Что мне с ними делать? Печь истопить? И на то не сгодятся. А вот внучка у меня одна, ей итак досталось. Но у судьбы жалости нет, а у тебя тем более! - зло бросает старуха и уходит. А я лежу, как плитой придавленный, и не могу понять, почему так тяжко после ее слов. Я ведь, правда, благодарен ей за спасение, и девушку обижать не собираюсь. Глубоко запали слова старухи. О многом заставили задуматься. И о моем ангеле тоже. Не знаю, почему сначала посчитал ее нереальным, мифическим существом, но сейчас-то я выплыл из больных фантазий. Понимаю, что она никакой не ангел, обычная девушка, еще и немая. И лет ей совсем не много, чуть больше восемнадцати. А я, что я могу ей дать? Мне почти тридцать, и пусть сейчас я уже надеюсь, что не загнусь, но что потом? Если хочу вернуться назад, то впереди меня ждет война. Сложная и опасная. И тянуть в этот мир девчонку страшно и несправедливо. Я вдруг понял, о чем говорила старуха. Насколько эгоистично по отношению к моему рыжему ангелу продолжать завлекать ее взглядами и прикосновениями. Если хочу ей добра, надо держаться подальше, постараться реагировать ровно и бесстрастно. Так будет лучше, прежде всего, по отношению к этому чистому, невинному созданию.

С этого дня я старался больше не смотреть так жадно на девушку, да и она не оставалась со мной надолго, хотя ей хотелось, я видел. Она ждала моих взглядов, сама звала глазами, но я твердо решил не давать ей ложную надежду. Как мне показалось, ее это сильно расстроило, а потом даже разозлило, она стала меня игнорировать тоже. Что сказать, казалось бы, этого я и добивался, но когда перестал ловить на себе ее небесный взгляд, почувствовал дикую тянущую пустоту внутри. Это чувство было даже сильнее, чем когда понял, что жена изменяет мне. Тогда сердце сковало льдом, а сейчас ошпарило, хотелось подскочить с кровати и прижать рыжую девчонку к груди, повалить на кровать и долго целовать, прямо как в моем сне. Но разум кричал, что все правильно. Так и должно быть. Не нужен я ангелу. Она слишком чиста для меня и невинна. Вот так я и боролся с демонами внутри, все физические силы бросая на то, чтобы побыстрее встать на ноги. Сейчас, когда прошло около двух недель с тех пор, как меня нашли, я чувствовал себя определенно лучше. Понемногу начал передвигаться сам, хоть это и давалось очень нелегко. Рана на боку все еще сильно беспокоила, как и сломанная нога и ребра. Но лежать без движения оказалось просто невыносимо. Старуха раздобыла для меня кое-какую одежду и старые костыли, с их помощью я передвигался сначала по комнате, потом и по дому. Начал выходить на улицу.

Теперь мне удалось осмотреться лучше. Дом оказался небольшой, в нем было еще две комнаты. Иногда к старухе приходили какие-то люди, тогда она закрывалась с ними в небольшой пристройке к дому и что-то обсуждала. Я так понял, она была реальной деревенской ведьмой и принимала людей. В этой пристройке старуха проводила большую часть времени и ночевала тоже там. Кстати, звали ее Баба Авдотья. Так она просила ее называть. Выяснил я и имя моей рыжей красавицы: Мила, Миланья. Имя очень подходило моей девочке. Точнее, не моей, что определенно бесило, но решение свое я не собирался менять. Сейчас она избегала меня, заходила только, чтобы принеси еду, больше не сидела около окна в моей комнате и не смотрела пронзительным взглядом. Возможно, это было вызвано не только моим поведением, но и внешним видом. Скорее всего, ее интерес мне привиделся в больном бреду. Как может молодая девчонка клюнуть на заросшего, грязного мужика. Только я никак не мог смотреть на нее равнодушно и тайком продолжал поедать взглядом. Теперь около окна часто стал сидеть я сам, наблюдать за девчонкой, когда она ковырялась в цветнике или играла с собакой. Я зависал на ней и ничего не мог с собой поделать. Часами смотрел на то, как она гладит пса, беззвучно шевеля губами, или перебирает цветы, сидя на крыльце. Ее простой ситцевый сарафан заводил мое больное воображение не хуже, чем самое сексуальное белье, а когда однажды она наклонилась к собаке, и в вырезе платья я увидел молочную грудь и розовую горошину соска, у меня встал так, что я с трудом смог себя уговорить остаться на месте и не броситься на девчонку. Сейчас я казался себе последним извращенцем, но чем больше старался не думать ней, тем сильнее она волновала разум и тело. Мне казалось, я улавливаю ее дурманящий запах даже, когда ее нет рядом. И это сводило с ума, лишало покоя. А чем больше я набирался сил, тем сильнее росло мое безумие.

Однажды ночью, когда долго не мог уснуть, я вдруг услышал очень тихие шаги. Прислушался, приоткрыл глаза. Легкая тень проскользнула в дверь. Я замер, не дыша, потому что в комнату босиком, в одной ночной рубашке вошло мое наваждение. Девчонка сделала несколько шагов к кровати и остановилась. Долго стояла и просто смотрела на меня. И я не решался дать понять, что не сплю, что давно заметил ее, а когда все же пошевелился, она развернулась и бросилась бежать.

- Стой! - шепотом окрикнул ее. Она замерла. - Иди сюда.

Медленно повернулась, сделала шаг навстречу.

- Не бойся. Подойди, - и она подошла. Взгляд ее был полон любопытства и смущения. Но не страха. Я взял ее за руку, потянул к себе ближе. Она села на постель рядом. Боже! Как же она пахла. Это наваждение. Мне казалось, я сплю. Не могло все это происходить на самом деле. Поднял руку, провел по нежной щеке, она не испугалась, не дернулась, наоборот. Закрыла глаза и сильнее прижалась к моей ладони. Эта доверчивость сорвала мне все тормоза, за секунду к черту полетели все установки и ограничения. Но я побоялся напугать ее своим напором. Поэтому наклонялся медленно, чтобы успеть понять, хочет ли она этого сама. И она не оттолкнула, наоборот, ее приоткрытые влажные губы манили, звали, и этому зову я не смог противиться. Приблизил лицо к ее губам, провел слегка языком по нежной коже. Внутри задрожало все, как у желторотого юнца, впервые целующего девушку. Дрожала и она, но не отталкивала. Наоборот. Сама приникла губами к моим, и я потерял голову. Накрыл ее губы, врываясь языком в ее божественный рот. Не знал, как остановить это безумие, и сейчас едва ли смог бы вспомнить, почему должен это сделать. Никогда я не целовался так. Никогда не получал от поцелуя столько удовольствия. Даже секс мерк по силе чувств с тем, что происходило со мной сейчас. Зарылся в ее волосы пятерней, другой рукой ведя по тонкой шее, переходя на ключицу, изгиб плеча, большим пальцем задел грудь. Через грубую ткань  почувствовал возбужденный сосок, снова задел его пальцем, теперь намеренно. Накрыл рукой упругое полушарие, балдея от полноты и упругости. Поцелуи перешли на шею, девочка дышала рвано, тяжело. Захотелось услышать ее стон, но тишина в ответ ударила напоминанием, что нужно остановиться. Нельзя так. Оторвался от моей сладкой конфеты.

- Ты хочешь этого? - прошептал на ухо. Она уверенно кивнула. - У тебя были мужчины до меня? – отрицательно помахала головой. Этого и следовало ожидать, и сей факт добавил радости и ответственности. - Почему я? - задал вопрос, который волновал меня особенно сильно. Она посмотрела пронзительно, подняла ладонь, положила на мою грудь там, где сердце, а потом прислонила ладонь к своему сердцу. Не может такого быть, но я понял, что она хотела сказать. Она имела в виду нашу связь, которую сложно отрицать.

- Так нельзя, - прошептал я, - Мила, нам нужно поговорить, выяснить кое-что. Ты писать умеешь? - она кивнула. - Приходи завтра, когда бабушка будет занята. Хорошо? – снова кивок в ответ. Встает. А мне не хочется ее отпускать, но я понимаю, что должен. Нельзя набрасываться на девчонку. Тут я даже рад своим многочисленным увечьям, наверное, только поэтому и сумел притормозить вовремя. На прощание целую ее ладонь, прижимаю к лицу, втягиваю запах. Она не забирает руку, долго еще стоит рядом, мы снова смотрим друг на друга. Просто смотрим, но я чувствую, как между нами вновь натягивается стальные нити, я их хотел порвать своим безразличием, но они оказались крепки. И порвать их, похоже, ни один из нас не в силах.